четыре кола из срубленных талин, связав их верхушки травяным жгутом. Вокруг них нужно было уложить по кругу сухие ветки, палки, чтоб сено не гнило снизу от земли, и не примёрзло когда настанут холода. Вовка бегал к ручью, к невысокому тальнику, собирал в траве сухостой, что покрупнее, и носил к стожарам, стараясь укладывать ровным слоем.
Мать позвала носить копны. Она, как все мамы на земле, жалела сына и всегда со своей стороны оставляла толстые короткие концы носилок, только чтоб можно было ухватить руками. А Вовке было стыдно. Он не хотел, чтобы его считали слабым, и незаметно выдвигал носилки под копной от себя, но мама замечала эту хитрость его, и молча, опять возвращала их на свое место. “Раз, два – взяли!” — Твердым уверенным голосом каждый раз говорила мать, и каждая большая куча сена, оторвавшись от земли, покачиваясь на длинных, отшлифованных временем носилках, плыла корабликом по лугу.
Пауты и слепни, как будто ждали этого момента, когда руки заняты и нельзя их освободить. Эти летающие изверги, стремительно бросались в атаку на спину, шею, руки и кусали с такой силой, что терпеть невмочь было, но никуда не денешься, взялся нести – неси. Ходить старались по одной протоптанной дороге, чтобы после не собирать упавшие клочки травы по всему покосу.
Отец метал стога, как говорили: “на загляденье”, “любо-дорого посмотреть”; аккуратные, ровные, как на картинке. Положит пару навильников сена, отойдет на шаг в сторонку, посмотрит, все ли так, как надо, если нужно подправит и дальше продолжает работать вилами, не останавливаясь, не отвлекаясь вниманием на посторонние предметы, подобно художнику.
Вот он воткнул вилы в бок, уже наполовину готового стога, и кивнул сыну: “давай, лезь!”. Вовка вскарабкался на нетвердую, зыбучую кучу, принял грабли, которые подал ему отец, и начал раскладывать, утаптывать в середине очередные пласты душистого сена. У ног не было твердой опоры и потому требовалось особое умение и стоять, и двигаться, и правильно раскладывать большие охапки. Но зато, какая красота, пестрая, разноцветная, открывалась с высоты, пусть не большой, но высоты! – за полосой зеленеющих ивовых кустов выпячивался берегами и синей водой поворот речки Чембоирки; левее, за гривкой, окаймленное