осинником, и невысоким тальником, тянулось гладкой лентой озеро Неводное. Куда ни глянь, везде за что-нибудь зацепится взгляд: то озеро, с заросшими аиром берегами; то гривка с березами и осинами; то мелкий тальник в соседстве с диким шиповником; или широкие поляны меж кустов, усыпанные тысячелистником так густо, что похожи на облака, сошедшие с неба. Старый лес, вдоль реки Тавды, сверху казался могучим и таинственным стражем берегов, где в тени ветвей галдели болтливые галки и вороны. Далекий монотонный звук речного буксира, тянущего плоты с лесом, вписывался в общую гармонию природы, вселяя в душу размеренность движения жизни, как бы говоря, – так будет всегда.
Вовка успевал разглядеть быстрым своим и цепким взглядом все окрестности, хотя глазеть-то по сторонам особо было некогда, пот лился градом; зато слабенький ветерок обдавал легкой прохладой, и не было летающих кусающих врагов. Стог уверенно рос в высоту. “магазинные” вилы с коротким черенком отец отложил в сторонку, взял длинные деревянные, двурогие. Такими вилами работали еще деды, прапрадеды в неизвестно какой древности. Последние пластики сена Вовка укладывал особенно тщательно, так, чтобы дожди после не смогли промочить стог. Мама снизу подсказывала, как лучше . Это дело она знала в совершенстве. Всю жизнь, в каждый сенокос вершила стога, а сын только второе лето заменял мать. Рос помощник на радость родителям, а самого помощника распирало чувство гордости, – гордости детской, невинной, родовой.
Вот и последние пластики травы были уложены, примяты на самой верхушке. Далеко-далеко в небе летел самолет. Вовка приложил ладонь ребром ко лбу “для порядку”, проводил его восхищенным взглядом и чуть было не полетел вниз, едва удержав равновесие на шаткой верхушке стога.
Надо было спускаться на землю, но помочь было некому: отец пошел к ручью, подкосить свежей сырой осоки, а мама складывала котомки в конце покоса, возле большой талины. “Да чо я буду тут сидеть, – вполголоса, чтоб отец не слышал, пробубнил Вовка, – сам слезу; все равно я здесь буду мешать бате укладывать осоку и вицы³”. Отступил от вершины ближе к краю, сел на сено и быстро покатился вниз. Он не катился, а летел!.. прямо на деревянные вилы, прислоненные отцом к боку стога рогами вверх. Он не успел испугаться. Волна холодного ужаса охватила все его существо только тогда, когда, отбежав несколько метров, он, остановившись, смотрел на стог, видя перед глазами только большие вилы с длинными рогами, которые, казались, стали больше, чем были, а темные гладкие