Время
Вот лужа посреди дороги,
И в палисаднике сирень.
Вот дядя Митя одноногий
На берегу сидит весь день.
Он рад гудящему буксиру.
Как будто, из былой дали
Ему по водному пунктиру
Вторую ногу привезли.
А деревенские ребята –
Они счастливей городских, –
Плывут на лодке к перекату
Язей да щук ловить больших.
Коровы дремлют под горою.
Пастух в тени дымит махрой.
Эх, время, время золотое, –
Печаль поэзии живой.
Край земли
Вечер прохладой манит.
Меркнет залив реки.
Лес за рекой в тумане,
Словно в объятьях тоски.
Хочется тихо-тихо
Песню свою запеть,
Чтоб не сманило лихо
В темную круговерть.
Чтобы всю ночь по глади
Месяц ладьею плыл…
Песню давно я сладил,
Долго в душе носил…
Встал на краю обрыва,
Как на краю земли…
Серый туман да ивы,
Да бакена свет вдали.
ОБЛАКА
Жалею? – пожалуй, что да,
Что многого в жизни не видел.
Что пусть ненароком когда
Я словом кого-то обидел.
Я в странах чужих не бывал, –
Об этом и думать не надо.
Жалею, что хлеб не подал
Бомжу у церковной ограды.
О, Боже! Как жизнь коротка!
Ведь я ничего не успею…
Над домом плывут облака,
Плывут, ни о чем не жалея.
Проездом в г.Тобольске
Желтый шар в багровом круге
Уходил за горизонт,
За бетонные лачуги,
Не достигшие высот.
Остывал асфальт. И крыши,
Претерпев нещадный зной,
Будто снова стали выше;
Вознеслись над суетой.
Город снова замер к ночи,
Посерел и постарел.
След небесных многоточий
Слабо на небе пестрел.
Попрощавшись со светилом,
Засыпал седой Иртыш.
Берега росой кропила,
Чудом выжившая тишь.
Мне в гостинице уютной
Что-то долго не спалось.
Город древний, город чудный!
Глубина счастливых слез./span
***
Есть и добрые, есть не очень,
Есть совсем бездушные люди.
Время лучших дней не пророчит,
Да и вряд ли пророчить будет.
Может, тех, кто в душе хороший,
Станет больше на белом свете?
Или ж выгода все порушит?
Время знает. Но не ответит.
И зачем нам сегодня надо
Узнавать, что там после будет?..
Умножайте добро, хоть взглядом!
И не надо пророчить, люди.
О ПРОКЛЯТЬЕ
Стареет мир. Грубеет слово.
Земля в морщинах бытия.
Стихия буйствует. И — снова
Хоронит мать своё дитя.
О чём мечтал он в эшелоне,
Когда десантный батальон
Из той афганской дикой бойни
Спешил домой… разоружен.
Уже летели телеграммы
В деревни, села, города:
Встречайте, едем, папы мамы,
В Россию едем, навсегда.
В двух километрах от границы
Крупнокалиберная смерть
Застигла их. Уже не снится
Им дом родной, черемух цвет…
Какой душе послать проклятье?..
Но мать, на то она и мать,-
Она умеет только плакать
И не умеет проклинать.
Мальчишеское счастье
Снова снятся водные излуки,
Шум листвы над тихою рекой.
Вижу, как летят к озерам утки,
И туман дымится над курьёй*.
Небо там яснее и глазастей,
А духмяный воздух веселей.
Там мое мальчишеское счастье
В лодке ждет меня у камышей.
И глухарь с надменными бровями
Сторожит мой ивовый шалаш…
Край, благословленный небесами, –
Не разлюбишь ведь, и не предашь.
Я навеки память там оставил,
В ивовом задумчивом краю,
Где глухарь, токуя, не лукавил.
Не лукавя, я о нем пою.
Находка
В землю вросшем амбаре лопату ищу.
Натыкаюсь на нужные некогда вещи
В деревенском быту. И, жалея, грущу,
Что без дела лежат пилы, кадочка, клещи…
Вот и кросна* висят на каленом шпиле, –
Это бабка моя все ткала вечерами
Половицы, рогожи… не знаю сколь лет
(От крестьянской нужды) в перегляд с образами.
О нелегкой еë я подумал судьбе, –
Сколько крови и слез, сколько пролито пота!..
Вдруг представил, что тку половицы в избе,
Будто бабкину я продолжаю работу.
… В нашем старом амбаре стою и молчу.
Ясно вижу себя восприемником рода.
Сбросить лямку крестьянскую я не хочу.
А в амбар-то зашел по пути с огорода.
*кросна – ткацкий станок
Ночная встреча
Постучал кто-то ночью в окошко –
Слышь, Серега, открой, это я!..
Боже мой! Вот те стежки-дорожки…
Обнялись у калитки друзья.
Я не знал что сказать, чем приветить.
Он же сразу – душа, мол, болит,
Хоть не беден и выросли дети,
И без дела никто не сидит…
Он с вопросом ко мне среди ночи:
В коммунистах ходил, как мне быть?
В Бога верю не так, чтобы очень…
Можно ль душу-то мне покрестить?
Я не думал, что это услышу,
Он не ждал, что я стану молчать.
Уж светлеть начинало над крышей…
–Ты не мешкай, крестись, нечо ждать.
Ночь сомлела в раю соловьином,
Звезды гасли одна за другой.
Под над крышей, над старым овином
Зачинался рассвет золотой.
Душа
Твоя душа хранит молчанье,
Строга, молитвенно бледна.
Ты позабыла губ касанье,
И привкус страстного вина.
Бывает, правда, что тревожат
Тебя нечаянные сны
И на своем смиренном ложе
Ты чуешь запахи весны…
Но те минутные порывы
Ты научилась побеждать.
И затухает свет игривый,
И к образам пора вставать.
И знает Бог, Он точно знает,
Каких достигнешь ты высот
В своих делах, достойных рая…
Меня же там никто не ждет.
***
Не опечалю я твою судьбу.
И снов твоих невинных не нарушу.
Упрямых губ горячую мольбу
Мой поцелуй в час поздний не затушит.
Я ангелом тебя не называл
(Не видел их я в мире неслучайном),
А лишь в мечтаньях нежно целовал…
Но уплывал куда-то звон венчальный.
Да будет так. И тайна глаз твоих,
Как тайна неба вдалеке мерцает,
Мой освещая дом и этот стих.
…Такое в жизни иногда бывает.
О жизни
Мужики да бабы
Снятся по ночам,
Сельские усадьбы,
Деревянный Храм.
И к чему – не знаю, –
Вижу эти сны…
То ли жизнь такая, –
Нет в душе весны;
То ли снова шибко
Я затосковал
По избе, где в зыбке
Жить я начинал;
По покосам росным
И Тавде-реке…
Там уж нынче осень
В золотом платке.
Тихие усадьбы
Допоздна не спят.
Мужики да бабы
В небеса глядят.
Ретро
Здесь, в деревне, как на небе,
Как в обители святой.
И не надо думать, – где бы
Насладиться тишиной.
Занавески на окошках,
Приукрашенных резьбой;
Пахнет жареной картошкой…
Тут вся Русь перед тобой.
Все дороги в стиле ретро, –
В грязной луже дремлет хряк…
Жизнь проходит незаметно.
Даже нет мужицких драк.
Люди тут почти, как боги, –
Их ничем не испугать.
В стиле ретро здесь дороги
…Больше нечего сказать.
***
Я с мужиками ел и пил
На берегу реки студеной.
(Господь мне после все простил,
И то, что пел я ночью темной).
А старый тополь на яру –
Мой молчаливый обвинитель –
Стоит все так же на ветру,
Седой деревни долгожитель.
Он помнит птичьи голоса
И все мужицкие причуды,
Но не умеет рассказать,
А я рассказывать не буду.
***
Я отцовскую лодку с подгнившим бортом
Все смолил каждый год, каждый год по весне.
Занимаясь знакомым, не хитрым трудом,
Был уверен ведь в том, что нужна она мне.
Конопатил, чинил, как и все рыбаки,
Замечая отцовскую хватку в руке.
Я родился и вырос у этой реки
И не мыслил себя от неë вдалеке.
А потом, как всегда, шел с поклоном к отцу.
Крест олифой покрыть, на могилке прибрать.
Хоть и скорбь по весне, вроде как, не к лицу,
Но не мог я без скорби отца поминать.
И всплывала, давила вина перед ним,
Ах, зачем непослушным я в юности был?..
И качалась трава в такт моленьям моим,
А на ветке сирени скворец голосил…
ЗАКАТ
Я глядел почти до слепоты
На закат, повисший над рекою.
Я ловил мгновенье красоты, –
Красоты вселенского покоя.
Все вокруг затихло перед сном.
Тополя церковные в багрянце,
А за ними, дальше за селом,
Начинало медленно смеркаться.
Я видал селенья поживей…
Победнее видел, посытнее,
С тополями и без тополей…
Только здесь душе моей теплее.
Радует родная простота:
Дым печной и заросли крапивы,
И заката алая черта,
И акаций лиственные гривы…
И понять я даже не хочу, –
Почему гляжу я на закаты,
Почему так часто я молчу
На подгнившей лавочке у хаты.
Косачи*
Не носил я нож за голенищем;
Мой отец такому не учил.
Уходил я часто ранней тишью
За туманный рям, где косачи.
Мне года еще не серебрили
Не виски, ни душу, ни слова.
В переулке земляки не били
И не сильно хаяла молва.
Я себя не мыслил без двустволки,
Без родных задумчивых лесов.
Без реки, что чуть поменьше Волги,
Без ее бездонных омутов.
Вот опять готов идти в дорогу,
Посидим немного, помолчим.
Кирзачи, как братья мне, ей, Богу,
Пахнут дегтем… где вы, косачи.
*косач — тетерев
Тополиное братство
На горе усталый вид деревни.
Под горой озера и луга.
Стройный тополь, словно стражник верный
Смотрит на речные берега.
Помнит он, когда гудело рядом
(Это было не совсем давно),
Днем и ночью жило по нарядам
И по трудодням «Заготзерно».
Говорят: природа неразумна
И на нас, людей, ей наплевать,
Но… когда развал пошел бездумный,
Тополь стал хиреть и засыхать.
Ветви без коры, как без кольчуги
Сохнут с каждым годом все быстрей.
Всë терпел он – и жару, и вьюги,
Видя труд, нелегкий труд людей.
Сколько лет еще, – никто не знает –
Мог бы он цвести и молодеть…
Стройный тополь молча умирает
В том краю, где только жить да петь.
В Оптинском скиту
Покроет ночь смиренную обитель,
Вороны улетят подальше в лес…
Святой Амвросий, кроткий Небожитель,
Сойдет в «хибарку» с ангельских небес.
Свет из окна вдруг озарит поляну,
Колодец с чудотворною водой…
Замрет природа в свете первозданном,
Залает пес за Жиздрою-рекой.
Святой невидимо, блаженно-молчаливый,
Весь монастырь рукой благословит.
Уймется пес, на злобу не ленивый,
Прольет слезу заезжий в скит пиит…
Келейники в молитвенных поклонах
Глаз не сомкнут до самого утра.
Святые лики на святых иконах
Монахов слезы станут собирать.
За грешный мир молитвенные слезы,
За всех и вся, живых и не живых.
За беленькие русские березы…
За этот неприкаянный мой стих.
Вещий сон
Бабка жила-доживала
Свой неоконченный век.
Кроме трудов и не знала,
Чем еще жив человек.
Старый барак, да сарайка,
Да для коровы жилье,
Да почерневшая банька, –
Вот все богатство ее.
Нет ни подруг, ни соседей.
Дед уже умер давно.
Солнце лишь раннее светит
Через двойное окно.
Рядом завод за дорогой.
Грохот от сильных машин.
Бабка вздохнет у порога, –
Ладно, хоть есть магазин.
Хлеба и соли в достатке,
Спичек купила вчера…
«Что еще надо мне, бабке?..
Мне умирать уж пора».
2
Речка Заринка покрылась
Тоненьким первым ледком.
Бабке же молодость снилась,
Снился ей старый паром.
По комсомольской путевке
Вез их паром через Обь.
Дед молодой был и ловкий,
Жил и любил он взахлеб.
Снится на том он пароме,
Только какой-то чудной, –
В белой рубахе знакомой
Тихо стоит со свечой.
Утром гадает старуха, –
К счастью тот сон, или нет?..
«Время покажет, Катюха», –
Прежде говаривал дед.
Надо в то верить, не надо…
Или забыть навсегда?
… А на столбе у ограды
Срезали все провода.
– За неуплату, – сказали
Ей мастера обрезать.
Снов они бабки не знали,
Да и не надо им знать.
Старый барак почерневший
Трудно видать в темноте.
В звезды уткнувшись, скворечник
Спит на высоком шесте.
В РУССКОЙ ИЗБЕ
Нет места что ли для икон?
В углу Господь и все святые.
Спросил Христа. Изрёк мне Он:
— Когда оставлю сей амвон,
Загонят в угол всю Россию.
***
Европа, – та везде преуспевает.
Куда не глянь – везде ее рука.
Спросил я, почему? – у старика.
Ответил он, прищурившись слегка, –
Циплят-то ведь по осени считают…
И все глядел, глядел за облака.
