Тамара Ивановна была всегда чем-то занята: что-то нужно у кого-то выпросить, достать, привезти, с кем-то договориться, подготовиться к каждому богослужению, провести занятия с детьми в воскресной школе… – да всё и не перечислишь, что было нужно старосте делать изо дня в день.
Работниками таджики оказались довольно шустрыми. Малоразговор- чивый Георгий узнал, как их зовут и больше ни о чём не расспрашивал. Имена двоих, тех, что были помоложе, он сразу забыл. А имя старшего, Рухшон, хотя оно и ему показалось забавным, но осело в памяти только потому, что впоследствии приходилось часто к нему обращаться и немного пообщаться. Оказалось, что Рухшон по образованию историк, закончил институт, и даже немного преподавал в школе у себя дома. Ещё удивило Георгия постоянное, даже несколько навязчивое, желание Рухшона помогать всем, не спрашивая о том, – нужна помощь или нет.
Размеренность движения времени ощущается более явственнее при несуетливой работе. Те, кто здесь трудились: добровольцы-прихожане, служащие – торопливость, суету воспринимали почти, как грех, да и торопиться-то особо было некуда.
Георгий работал по сменам дежурным слесарем в поселковой котельной, а в свободное время приходил сюда “поработать за послушание”. Частое присутствие здесь, при Храме, не тяготило его, а наоборот, наполняло его душу такой радостью, которую описать словами невозможно, нет таких слов ни в одном языке, даже в его родном, молдавском.
Из трапезной вышла Светлана, женщина молодая, в меру подвижная, но уже изрядно располневшая, вытирая мокрые руки полотенцем. Немного полюбовавшись солнечными бликами на новеньком куполе Храма, уперлась взглядом в Георгия, как в достойного собеседника. А он в это время отдавал лопаты и тачку таджикам, и говорил где и что собирать, пока нет машины со стройматериалами.
– Георгий, ты слышал, какие Любка рыжая по поселку сплетни разносит?
– Нет, не слышал. Да и было бы кого слушать…
– Но она же всякие гадости про Церковь говорит, треплет везде, что построили на мусорной яме, потому и Бога тут нет.